Imperial Advisor
Небу над Центром Империи нечего было отражать.
Перевернутой бездонной чашей оно придавливало планету. Плотность атмосферы не позволяла увидеть звезды. Привычное обитателям Центра Империи мягкое фиолетовое сияние, отраженный свет всемирного города, всегалактической столицы, также отсутствовало. В этот день небу над Центром Империи нечего было отражать – оно было глубоко черным. Иллюминация в Центре была под запретом. Транспорт стоял без движения. Титанические громады камня, составлявшие Центр, практически не были видны. Весь мир был превращен в единое черное полотнище, с которого слепяще-белым сиянием грело душу самое прекрасное во всех мирах лицо. Черное одеяние, разумеется, сливалось с небом — и казалось, что во вселенной нет ничего, кроме совершенной красоты жутко расплавившейся, а затем причудливо застывшей плоти, горящих плавленым золотом глаз, скупых движений лишенного губ рта…
Ретранслируемых миллиардами голопроекторов так, чтобы каждому из несметной толпы на улицах казалось, что повелитель пристально смотрит именно на него, говорит именно с ним.
Почти видимое тепло, распространяемое благосклонным взглядом Галактического Императора, заставляло забыть обо всем. О размывающей речь повелителя бессвязности, о сводящих его лицо судорогах, уловимым не для многих, но столько говорящих… Всякому, кто умеет смотреть. О том, что человек, лихо и непринужденно лепящий из целой галактики все, что ему вздумается, сделался персонажем спектакля, режиссируемого Церковью Темной стороны. О желто-белесой гнилью про-свечивающем в его взоре безумии. О том, что День Империи прежде отмечали совсем иначе.
И уж конечно, глаза Императора заставляли не замечать ледяного ветра, обтачивающего верхушку небоскреба. Одного из самых высоких зданий на планете, еще с тех пор, когда Центр Империи не был Центром Империи. Бывшего семейного гнезда Айсардов. А ныне — памятником одному из них, погибшему от собственной измены. Из самой высокой точки мертвого семейного гнезда дочь казненного главы имперской разведки смотрела, и — не видела ничего, кроме своего живого бога. В котором оставалось все меньше жизни.
И когда голограмма на полнеба закончила говорить, слова продолжали звучать внутри нее. О гневе, борьбе, ненависти, разрушении — сами по себе не имевшие для нее важности, но бесконечно ценимые ею потому, что их произносил именно его голос.
В такие минуты она не помнила о беснующихся внизу фанатиках, в священном экстазе не просто давящих и убивающих друг друга — ценность любой человеческой грязи куда ниже нуля — но сквернящих ее мир. Крушащих ее город.
Не помнила о потусторонней ухмылке лорда Кронала, чья Церковь прибирала к рукам все больше власти над Империей ее повелителя.
Переставала задумываться: ли за сияющими из-под голографического капюшона чертами хоть что-то от того повелителя Галактики, воля которого влекла к себе, как нейтронная звезда?
Воля Императора все та же, но вот — куда она сейчас направлена… Мысль об этом сдавливала Ледяное Сердце страшнее любой гравитации.
Перевернутой бездонной чашей оно придавливало планету. Плотность атмосферы не позволяла увидеть звезды. Привычное обитателям Центра Империи мягкое фиолетовое сияние, отраженный свет всемирного города, всегалактической столицы, также отсутствовало. В этот день небу над Центром Империи нечего было отражать – оно было глубоко черным. Иллюминация в Центре была под запретом. Транспорт стоял без движения. Титанические громады камня, составлявшие Центр, практически не были видны. Весь мир был превращен в единое черное полотнище, с которого слепяще-белым сиянием грело душу самое прекрасное во всех мирах лицо. Черное одеяние, разумеется, сливалось с небом — и казалось, что во вселенной нет ничего, кроме совершенной красоты жутко расплавившейся, а затем причудливо застывшей плоти, горящих плавленым золотом глаз, скупых движений лишенного губ рта…
Ретранслируемых миллиардами голопроекторов так, чтобы каждому из несметной толпы на улицах казалось, что повелитель пристально смотрит именно на него, говорит именно с ним.
Почти видимое тепло, распространяемое благосклонным взглядом Галактического Императора, заставляло забыть обо всем. О размывающей речь повелителя бессвязности, о сводящих его лицо судорогах, уловимым не для многих, но столько говорящих… Всякому, кто умеет смотреть. О том, что человек, лихо и непринужденно лепящий из целой галактики все, что ему вздумается, сделался персонажем спектакля, режиссируемого Церковью Темной стороны. О желто-белесой гнилью про-свечивающем в его взоре безумии. О том, что День Империи прежде отмечали совсем иначе.
И уж конечно, глаза Императора заставляли не замечать ледяного ветра, обтачивающего верхушку небоскреба. Одного из самых высоких зданий на планете, еще с тех пор, когда Центр Империи не был Центром Империи. Бывшего семейного гнезда Айсардов. А ныне — памятником одному из них, погибшему от собственной измены. Из самой высокой точки мертвого семейного гнезда дочь казненного главы имперской разведки смотрела, и — не видела ничего, кроме своего живого бога. В котором оставалось все меньше жизни.
И когда голограмма на полнеба закончила говорить, слова продолжали звучать внутри нее. О гневе, борьбе, ненависти, разрушении — сами по себе не имевшие для нее важности, но бесконечно ценимые ею потому, что их произносил именно его голос.
В такие минуты она не помнила о беснующихся внизу фанатиках, в священном экстазе не просто давящих и убивающих друг друга — ценность любой человеческой грязи куда ниже нуля — но сквернящих ее мир. Крушащих ее город.
Не помнила о потусторонней ухмылке лорда Кронала, чья Церковь прибирала к рукам все больше власти над Империей ее повелителя.
Переставала задумываться: ли за сияющими из-под голографического капюшона чертами хоть что-то от того повелителя Галактики, воля которого влекла к себе, как нейтронная звезда?
Воля Императора все та же, но вот — куда она сейчас направлена… Мысль об этом сдавливала Ледяное Сердце страшнее любой гравитации.
-
-
28.05.2023 в 22:47-
-
02.06.2023 в 20:41Ну а про Пестажа с его курсом на децентрализацию Империи разговор особый...